Автор: wandering
Бета/гамма: и снова много кто помогал, спасибо)
Фендом: Блич
Персонажи/пейринги: Кучики Бьякуя, Сенбонзакура, намёк на Рукия/Ичиго
Жанр: джен, агнст
Рейтинг: PG-13
Размер: мини, 8 стр.
Статус: закончен
Предупреждения: оос
Размещение: с разрешения
Дисклеймер: из моего только сочетание слов. Права - у Кубо.
От автора: замечательной SHADOWDANCER к прошлому Рождеству, чтобы всё у неё было хорошо)
читать дальше
Ки-но Цураюки
Сердце моё
Унеслось от меня и скиталось
По вешним горам,
Долгий-долгий день
Оно прожило сегодня.
Сердце моё
Унеслось от меня и скиталось
По вешним горам,
Долгий-долгий день
Оно прожило сегодня.
Свет полной луны в бархатном небе не давал спать. Бьякуя давно привык к тому, что полнолуние ранней весной приносит бессонницу. Всё бы ничего, да тёмные ночи в сочетании с пробуждающимися весенними запахами бередили нежеланные воспоминания.
Бьякуя вышел на энгаву и прислонился плечом к откосу раздвинутых сёдзи. Прохладный ночной воздух бодрил; старые, гладкие, за столетия словно отполированные босыми ногами доски приятно холодили ступни. Свет из приоткрытых створок неярко освещал кусочек энгавы. Невысокие каменные светильники мерцали возле пруда, довольно далеко от спальни Бьякуи, поэтому темнота за границей освещённого участка казалась ощутимой, густой, словно её можно было потрогать руками. Безветрие набросило на сад тёмное покрывало, и он спал, наслаждаясь тишиной. В воздухе висел тонкий запах ночных фиалок и свежесть ночной зелени. Ни стрекота сверчков или цикад, ни голосов ночных птиц – всё мирно и спокойно, будто в противовес настроению Бьякуи.
Он прикрыл глаза и прислушался к себе: внутри лениво, но опасно ворочался какой-то дикий зверь, грозя проснуться и вытворить нечто такое, отчего не поздоровится ни окружающим, ни самому Кучики. Надо с этим что-то делать.
«Господин, позвольте мне воплотиться?» – негромкий голос застал Бьякую врасплох. Меч нечасто позволял себе заговорить первым.
«Сенбонзакура? Ты вовремя... – невесело усмехнулся Бьякуя. – Хочешь поговорить?»
Лёгкий вихрь лепестков пронёсся рядом, колебания воздуха слегка задели одежды Бьякуи.
– Может, потренируемся? – воплотившийся самурай снял маску, присел на край энгавы, опустив ноги на усыпанную гравием землю.
– Ночью? Впрочем, почему бы и нет. Давно я не держал в руках боккэн.
Бьякуя ушёл в комнату, переоделся и, захватив пару переносных светильников, спустился к ожидавшему его занпакто. Он вручил один фонарь Сенбонзакуре и неторопливо зашагал в сторону додзё. Гравий тихо шуршал под ногами, темнота разбегалась в стороны от мягкого сияния светильников в их руках. Дорожка свернула влево от сада, и они прошли мимо одинокой, покрытой мхом трёхъярусной светящейся пагоды на развилке. Тропинка перешла в вымощенную плоскими камнями неширокую дорожку, ведущую к скрытому среди зелени зданию додзё. Бьякуя слегка поморщился, ступив с гравия на гладкий камень. Сенбонзакура покосился на босые ноги господина: вряд ли отсутствие обуви было простой небрежностью. Доставлять себе неудобства, когда он слишком волнуется или не может с чем-либо справиться, было одной из основных черт в характере Бьякуи.
Они подошли к освещённому невысоким фонарём цукубаи, расположенному у изгороди, которая отделяла додзё от сада. Здесь Бьякуя задержался. Опустившись на колени, он зачерпнул из продолговатого камня воду, пригубил, провёл мокрыми ладонями по лицу, встал, и, проведя всё ещё влажными руками по волосам, собрал их в хвост. Сенбонзакура только молча постоял рядом и полюбовался: видеть господина без кенсейкана, в простом тренировочном кимоно и хакама – это напоминало о временах их общей юности, когда он первый раз воплотился.
Бьякуя забрал из рук Сенбонзакуры светильник, они обогнули высокую бамбуковую ограду и, подойдя к додзё, поставили светильники на энгаву.
– Может, тренировка в темноте? Как когда-то давно? – предложил Сенбонзакура, раздвигая сёдзи и пропуская Бьякую внутрь. Занпакто чувствовал, что господину нужно выговориться, а в темноте сделать это ему будет значительно легче.
– Да? Пожалуй, – задумчиво отозвался тот.
«Значит, не показалось - его что-то мучает», – убедился Сенбонзакура. Он взял со стойки пару самых старых, утяжелённых боккэнов, потрёпанных и проверенных временем, вручил с поклоном один из них Бьякуе. Традиционную медитацию они по молчаливому обоюдному согласию пропустили, и Сенбонзакура, поклонившись, начал бой. Светильники они погасили и оставили снаружи, а потому отсутствие света в тренировочном зале, освещённом только луной, рождало фантастические, жуткие тени. Это заставляло концентрироваться.
Схватка проходила ровно, словно Сенбонзакура и Бьякуя выступали на сцене: замах, удар, свист рассекаемого воздуха, слегка задетое кимоно или край хакама. Стойка, выпад, поворот, удар, снова замах, снова выпад, деревянный стук мечей, снова боевая стойка. И только когда боккэн Бьякуи прошёлся в миллиметре от лица Сенбонзакуры, Кучики спокойно заметил:
– Надень маску. Ты сегодня рассеянный.
«Кто бы говорил!» – хотелось пробурчать Сенбонзакуре, но занпакто только молча подчинился.
– Продолжим?
– Вас что-то беспокоит, хозяин?
Глаза Бьякуи сверкнули в темноте, но он, не сказав ни слова, продолжил тренировку. Его удары стали отточеннее и сильнее, движения стали напоминать скольжение ловкого, быстрого, смертельно опасного дракона.
О, такое молчание и подобная реакция господина были хорошо знакомы Сенбонзакуре! С некоторых пор так он молчал только об одном человеке – своей сестре. И это не могло не радовать! Его господин, который был словно покрыт льдом и давно умертвил в себе сердце, стал постепенно оживать под напором пробивающихся чувств: братской привязанности и любви. Хотя сам он, похоже, этого не замечал, оттого и любое проявление эмоций считал проблемой.
– С ней всё будет в порядке, она очень сильная, – обронил Сенбонзакура и едва не пропустил удар, потому что Бьякуя после этих слов сделал неожиданный и резкий выпад.
«В порядке? Конечно, в порядке. Это же Рукия! – Бьякуя сам не заметил, как боккэн в его руках начал яростную пляску, нанося молниеносные, мгновенные удары. – Дело совсем не в этом!»
– Я знаю.
Перед глазами всплыло лицо сестры, которая сегодня прощалась с Ичиго: полное сдержанности, с открытым взглядом и нервно прикушенной губой. Она накрепко сцепила за спиной пальцы в замок, когда Ичиго, уходя, повернулся к ней спиной... Да, в присутствии брата Рукия старательно держала себя в руках, но своих чувств от Бьякуи спрятать не смогла.
– Господин? – боккэн Сенбонзакуры вскользь прошёл по плечу хозяина.
Давненько такого не было.
– Почему именно он? – внезапно вырвалось у Бьякуи.
Сенбонзакура не ответил: эмоции и мысли хозяина на этот счёт были ему хорошо известны.
Бьякуя помнил, как впервые увидел Ичиго. Тогда, в Каракуре, получив приказ арестовать Рукию, он хотел только одного – убить того, кто осмелился встать на пути клана Кучики и лишил силы его сестру. И убил при первой же возможности, несмотря на то, что Ичиго напоминал Кайена, несмотря на то, что Рукия явно была привязана к этому недошинигами. Без оглядки и сожалений, даже не как врага – как жалкую и недостойную помеху. А Ренджи, помнится, тогда догадался о его ненависти...
– Да кто он такой?! – боккэн Бьякуи со свистом рассёк воздух и наткнулся на боккэн Сенбонзакуры.
– Шиба. И этим, пожалуй, всё сказано, – занпакто опустил оружие. – Поговорим?
Бьякуя на мгновение остановил замах, мотнул головой и снова принял боевую стойку.
– Нет. Продолжим.
Шиба. Шиба Иссин и Шиба Кайен. Куросаки Ичиго. И он тоже – Шиба.
Иссин. Бьякуя прекрасно помнил этого безалаберного и несерьёзного на вид, но крепкого, сильного, талантливого капитана. Шиба на удивление ладил с капитанами всех отрядов и одинаково естественно смотрелся как в обществе Укитаке с Кьёраку, так и в компании Зараки или Хирако. Он не был образцовым командиром: свалил всю бумажную работу в отряде на третьего офицера Хитсугаю, откровенно баловал своего лейтенанта Матсумото, но это не мешало ему пользоваться безграничным уважением в отряде и доверием среди капитанов. Иссин вёл себя не просто безрассудно – вызывающе, не скрываясь, наслаждался своей силой, девизом имея понятие «Всех защищу сам». И в этом, пожалуй, Ичиго полностью пошел в отца...
Когда Иссин пропал, замену ему подыскивали долго, а отряд сильно жалел о пропавшем капитане. С Бьякуей Иссин близок не был, но кроме совета капитанов им постоянно приходилось сталкиваться на собраниях кланов и всевозможных встречах аристократии. К слову сказать, Иссин пользовался вниманием женщин и делал это с удовольствием. Хотя, надо отдать ему должное, рамок он не переходил никогда. Свой клан он любил, семейство защищал всеми силами и очень тяжело переживал смерть молодого племянника. Об этом в Готее знали все, хотя Иссин и после его гибели изо всех сил сохранял свои безрассудство, жизнерадостность и ребячливую дурашливость.
А вот в этом Ичиго на отца совершенно не походил, разве что безрассудство у них семейное!
Бьякуя сделал ложный выпад и следующим движением выбил из рук Сенбонзакуры боккэн. От последовавшего удара тот ускользнул, перекувырнувшись через голову и подхватив упавшее оружие, но подняться с колена так и не успел. Боккэны тяжело и глухо схлестнулись.
– Соберись. Что с тобой сегодня?
«Да это не со мной – использовать шунпо и даже не заметить этого», – мысленно вздохнул Сенбонзакура.
– А Вы о чём задумались, господин?
– Задумался? Ни о чём, – отрешённо отреагировал Бьякуя, похоже, даже не поняв вопроса, и продолжил бой.
Кайен. Ещё в бытность свою лейтенантами они с Бьякуей отличались как небо и земля. Выросший в Руконгае, грубоватый, лишённый изящества и малейшего намёка на аристократичность, он неизменно привлекал открытостью, дружелюбием и оптимизмом. Да и внешностью Кайен обижен не был. Не уважать и не ценить по достоинству этого гения Бьякуя, несмотря на неприязнь, всё же не мог. На собраниях знати и на лейтенантских посиделках происходило одно и то же: Кайен притягивал к себе людей. В отряде его обожали, среди лейтенантов других отрядов он был нарасхват. И хотя знатные семейства рассматривали Бьякую как лучшую партию для своих дочерей, тянулись девушки именно к Кайену, который со всеми был общителен и приветлив. В отличие от сдержанного и внешне холодного Бьякуи.
Кайен был единственным, кто вёл себя с Бьякуей на равных. Он как-то сразу перешагнул черту, за которую не могли зайти остальные. А для Шибы, видимо, никакой черты и не существовало, его радушное сердце было открыто для каждого. И Бьякуя при всей своей замкнутости так и не смог оттолкнуть или отодвинуть Кайена подальше. Наверное, ещё и потому, что тот был интересен и притягателен для него самого.
По силе и способностям они были примерно равны, и Кайен был достойным противником. Надо ли говорить, что этот Шиба вызывал противоречивые чувства? Бьякую, наделённого от природы такой же непоседливостью и энергией, но вынужденного сдерживаться, непосредственность Кайена раздражала.
А как же достойное поведение и образец для подражания? Но Шибу, похоже, эти вопросы не мучили. А вот Бьякуя, наблюдая за Кайеном, изводился от чувства неприятия с одной стороны, и восхищения – с другой. То, что Бьякуе давалось с трудом, для Кайена было чем-то само собой разумеющимся: лёгкость общения, внимание к людям и способность выражать свои эмоции. Переживая подобный внутренний разлад, Бьякуя и сам не замечал, как пристально-болезненно наблюдает за каждым шагом лейтенанта Кайена.
Они часто спорили. Тема была неважна, Бьякуя просто искал повод схлестнуться, будь то отношения с подчинёнными, главенство кланов, оформление бумаг, стиль боя или сочинение хокку. И чем эмоциональнее становился Кайен, тем выдержаннее и спокойнее становился в спорах Бьякуя. Но дружелюбие Шибы и его нежелание ссориться всегда брали верх. Глядя на него, Кучики всегда думал, что лучшего главы клана просто не найти: открытый, располагающий к себе, сильный, талантливый. Бьякуя помнил (хоть и стыдился этого), что втайне вздохнул с облегчением, когда Кайен отказался становиться главой своего клана и Иссин взвалил на себя это бремя.
Да ведь и знакомством с Хисаной Бьякуя был обязан Кайену, точнее, его супруге Мияко. Первая встреча с будущей женой произошла именно в доме Шиба, когда Бьякуя застал у них в гостях хрупкую, невысокую незнакомку с удивительно мягким взглядом фиалковых глаз...
Боккэн Сенбонзакуры сильно стукнул по лодыжке, Бьякуя ушел от него в прыжке, но удар был чувствительным. Думать о покойной жене во время боя - не самое правильное занятие.
Сенбонзакура застыл в стойке с занесенным над головой мечом, выжидательно глядя на Бьякую.
– Продолжаем, – упрямо мотнул головой Кучики.
Сенбонзакуре оставалось только вздохнуть и возобновить схватку: переубедить господина в таком состоянии не представлялось возможным. Не поранить бы только.
– Может, принести свет?
– Нет. Пусть будет так.
Если быть честным, то Кайен был его единственным другом. Вернее, человеком, которого Бьякуя уважал, которому доверял и с которым втайне от самого себя соревновался. Кайен был одним из тех немногих для Бьякуи, чьи слова, мнение и поддержка имели вес. Это касалось даже решения Бьякуи жениться на Хисане. И это же стало одной из причин того, что он практически перестал общаться с Шибой после её смерти. Перефразируя старинную мудрость: «Что позволено Юпитеру, то не позволено Марсу» - после смерти жены Бьякуя лишний раз убедился, что просто не имеет права на то, что могут позволить себе остальные.
Зато Рукию под присмотр Кайена в тринадцатый отряд Бьякуя передал с облегчением: вот уж кто найдёт к ней подход, подбодрит и поможет! Несмотря на разлад в отношениях с Шибой, Бьякуя не мог не понимать, что лучшей защиты и поддержки просто не найти. Кто же знал, что изголодавшаяся по нормальным человеческим отношениям Рукия найдет в Шибе не только прекрасного наставника, но и свою любовь?
Помнится, однажды, обеспокоенный глубокой влюбленностью сестры, Бьякуя тайком появился на тренировке Рукии и Кайена. Перед глазами до сих пор с легкостью возникала поляна, на которой они тренировались: Кайен, строго, но по-дружески муштрующий Рукию, первый танец Соде но Шираюки – «Белая луна».
Стоя в тени деревьев, Бьякуя тогда убеждал себя в том, что не хочет мешать тренировке и подойдёт к ним позже. Он навсегда запомнил момент, когда рука сестры подружилась со своим «ледяным клинком» – танец Соде но Шираюки, который после множества попыток наконец получился.
Бьякуя смотрел на Рукию и не мог не гордиться ею; он смотрел на сестру, а перед глазами вставал образ Хисаны, давно, словно в другой жизни, танцевавшей перед ним...
Кучики понял, что именно щекочет щёки и подбородок только тогда, когда стёр солёные капли белой перчаткой. Больше на тренировки Рукии Бьякуя не приходил и в её отношения с Кайеном не вмешивался.
– Ямэ! – Бьякуя резко вскинул руку, останавливая бой. Не имело смысла продолжать дальше, поскольку этот поток воспоминаний тренировкой было не остановить.
Сенбонзакура застыл, потом выдохнул с облегчением. Кажется, господин что-то для себя решил? А если и нет, то ночь ещё длинная, придётся помочь ему понять и принять, что чувства госпожи Рукии не менее сильны, чем у него самого.
Бьякуя порядком вспотел: бой на деревянных мечах – это ведь не духовной энергией пользоваться, это совсем другая усталость. Да и сражаться с Сенбонзакурой всё равно что с самим собой. Надо как-то успеть привести себя в порядок до утра. Во всех смыслах. Откуда появилось чувство, что Бьякуя что-то упускает?
Сенбонзакура подошёл, поклонился, забрал из рук Бьякуи боккэн, подал полотенце.
– Может, приготовить ванну?
– Было бы неплохо, – почти измученно улыбнулся Бьякуя. – Но потом – чай.
Бьякуя наблюдал за тем, как занпакто вернул оружие на место, а потом зажёг светильники и приготовился закрыть додзё.
Они вышли на энгаву, Сенбонзакура задвинул сёдзи и подал Бьякуе плетёные сандалии.
– И когда ты успел? – удивленно вскинул брови Кучики.
Занпакто довольно промолчал - удивить господина было делом редким и трудным. Сенбонзакура не стал говорить, что нашел запасные в додзё.
Они двинулись по направлению к главному дому. Луна из гигантского и жёлтого куска сыра, довлеющего над землёй, превратилась в светящий в вышине огромный и яркий фонарь. Небо стало того самого неопределённого тёмного цвета, какое бывает перед рассветом. Опять беззвучие и безветрие. Только серые тени метались по дорожке в такт их шагам.
– Вы подождёте в спальне, господин? – спросил Сенбонзакура, когда они подошли к дому.
– Прости, что тебе приходится это делать, совершенно не хочется поднимать кого-нибудь из слуг, – тихо отозвался Бьякуя. – Я побуду возле пруда.
– Не стоит переживать, мне полезно попрактиковаться в этом.
Самурай глянул сочувственно из-под маски. Он бы сделал всё что угодно, чтобы помочь. Но ничего не изменить, если главный враг Бьякуи сейчас – он сам. Как, впрочем, в большинстве случаев.
– Вам лучше переодеться, – поклонился Сенбонзакура и ушёл в дом готовить ванну и чай.
Переодеваться Бьякуя не стал, а медленно двинулся к освещённому пруду, вернувшись к воспоминаниям, прерванным в додзё. Перед глазами возникло мертвенно-бледное лицо Рукии с безжизненным, потухшим взглядом. Такой она стала в тот день, когда её клинок прервал жизнь Кайена. Бесполезно было объяснять ей, что так сложилось, так требовали обстоятельства, так выбрал сам Шиба, в конце концов. Всё, чем Бьякуя смог её утешить – это словами: «Он умер у тебя на руках. Цени это» – и предоставить ей полную свободу, разрешить не ночевать в поместье, набрать дежурств. Он не мог да и не знал, как по-другому объяснить ей, что гораздо тяжелее, когда близкие погибают где-то вдали. Рукия, помнится, поблагодарила его тогда деревянным голосом с ничего не выражающим лицом, и боль сестры легла на сердце тяжелым, ощутимым грузом. Так же, как смерть некогда лучшего друга.
Приносить смерть тем, кто дорог, тем, кого любишь – проклят их род, что ли?
Бьякуя хорошо представлял себе чувства Рукии, понимал, каким горем она придавлена, но совершенно не знал, как ей помочь. Всё, что он мог тогда, так это предоставить Рукию самой себе - как ни странно, в возложении на себя бремени вины она была такой же Кучики, как и он сам. Много, очень много времени прошло, прежде чем Рукия снова начала улыбаться, но печаль, поселившаяся в глубине её глаз, уже не исчезала...
К мостику, на котором стоял Бьякуя, приблизился Сенбонзакура.
– Всё готово, господин.
Бьякуя, стряхнув задумчивость, проследовал за занпакто в дом.
Не теряя времени, Бьякуя быстро вымылся и с наслаждением погрузился в горячую воду. Может, хотя бы о-фуро принесёт долгожданный покой? Но отрывочные мысли и образы и здесь не уходили. Почему Бьякуе упорно казалось, что он упускает что-то важное?
В жизнь сестры он и так старался без необходимости не вмешиваться. По возможности. До встречи с Ичиго.
И снова – Ичиго. Не он ли причина злости и раздражения? С появлением этого… рыжего - Рукия изменилась. Она ожила, словно засветилась изнутри. В Генсей она теперь уходила с такой охотой и быстротой, что Бьякую это стало задевать. Нет, он, конечно, от всего сердца желал сестре счастья и искренне надеялся, что когда-нибудь в одном из аристократических кланов найдётся достойный претендент на её руку. Но ведь не этот же!.. Хотя, если быть честным, то Куросаки, так или иначе, принадлежал именно к такому клану. Разве нет?
«Ты сражался с ним. И знаешь ему цену. Не обманывай себя, Бьякуя».
Но ведь Куросаки – человек! Человек! И недошинигами...
«Кхм... И то, и другое – вопрос времени, господин, – вклинился в его мысли Сенбонзакура. – Я жду Вас, чай готов».
«А ты сегодня деликатностью не отличаешься», – констатировал Бьякуя. И точно знал, что занпакто сейчас улыбнулся.
Прогревшись, отдохнув и душой, и телом, Бьякуя вышел из ванной обновлённым. Горячая вода смыла половину забот, даже мысли стали яснее и легче. Завернувшись в домашнее юката и набросив тёплую накидку, Бьякуя направился в спальню. Сенбонзакура ждал его, невысокий столик был накрыт к чаепитию.
Через раздвинутые сёдзи был виден ещё дремлющий сад. Луна бледнела и уменьшалась. Тонкая полоса светлеющего неба над чёрными деревьями вытесняла темноту. Ночь уступала место утру.
«Странная была ночь», – Бьякуя окинул взглядом сад и слегка задвинул сёдзи.
– Ты умеешь сервировать стол? – с лёгкой улыбкой отметил он, опустившись и обхватив чашку тонкими пальцами, вбирая тепло.
– Я долго наблюдал, как этому искусству учится госпожа, – поклонился Сенбонзакура.
Бьякуя пристально глянул на меч: Сенбонзакура бестактностью никогда не отличался, тогда к чему он это?
– Которая? – с заминкой спросил он. Слишком уж непривычно было произносить вслух то, о чём они оба знали и молчали десятилетиями.
– Ваша жена, господин.
– О чём ты?
– О том, что Вас никто и ничто не смогло остановить, когда Вы нашли свою судьбу. Госпожа Рукия такая же.
Бьякуя вскинулся было, желая возразить, но остановился, опустил взгляд на чашку в своей руке.
«Рукия такая же...»
Да, это так же верно, как и то, что без жены жизнь Бьякуи потеряла смысл. Но если бы встречи с Хисаной не случилось, эта жизнь была бы ещё более бессмысленной.
Тот внутренний свет, который в последнее время излучала Рукия, подарил ей Куросаки Ичиго, сомнений в этом не было. За десятилетия Бьякуя слишком хорошо изучил свою сестру: для Рукии Ичиго – её единственный свет. Так же как для него самого – Хисана.
Так имеет ли право Бьякуя ограждать сестру от подобных ошибок? Да и ошибки ли это?
В саду запели птицы. Их утренняя перекличка словно разбудила солнце, и небо резко посветлело, разливая над кромками деревьев жёлто-зелёную акварель, внося светлую радость в наступающее утро. В пруду зашевелились разбуженные карпы, лениво и всё ещё сонно всплёскивая водой. Ушедшая бессонная ночь унесла с собой растревоженного зверя, оставив в душе Бьякуи обретенное спокойствие. Наступающий новый день обещал быть светлым.
«Пожалуй, ты прав, Сенбонзакура», – подумал Бьякуя и вслух не сказал ничего.